Я живу в коммунальной квартире

Коммуналки – легенда советской эпохи. Считается, что в них, как в фильме «Покровские ворота», прекрасно уживаются разные персонажи: женщины в едином порыве готовят обеды, мужчины починяют автомобили и приваривают ручки кастрюлям, старики играют в домино и следят за скрипачамивнуками, дети дружат, взрослеют, влюбляются. Мы решили узнать, какова на самом деле жизнь современных владельцев квартир в условиях крайне уплотненного жилищного хозяйства, и расспросили об этом двух «бывалых». И впечатления их удивительно разнятся.

Иллюстрация: Анастасия Тимофеева

В наши дни коммуналки, как ни странно, окутаны романтическим флером. Коммунальный быт — своего рода аттракцион, почти арт-объект: одно за другим открываются кафе и клубы в характерных интерьерах, устраиваются вечеринки в окружении ковров и пузатых телевизоров. Молодые поэты пишут стихи о чае со вкусом коммунальной квартиры, не представляя себе, какая она — жизнь в коммуналке. Тем не менее, как явление коммуналки существуют до сих пор. Но во что они превратились с советских времен? Во что трансформировались? Что происходит в современных коммунальных квартирах сегодня?

Ксения Мартынова, менеджер мебельной компании, жила в коммуналках 5 лет

Я жила в двух коммунальных квартирах. Первый раз я оказалась в коммуналке после поступления в университет и прожила там больше четырех лет. Мы с братом приехали из области и искали недорогое жилье рядом с вузом. В итоге остановились на небольшой комнате в трехэтажной сталинке. Попасть из доброй и заботливой семьи в такую среду было для меня испытанием. Хотя моя мама радовалась тому, что удалось найти комнату недалеко от университета, к тому же жилье было очень недорогим: на тот момент (6 лет назад) оно обходилось нам в 3,5 тысячи рублей со всеми коммунальными услугами.

Наша комната была очень маленькой, максимум метров десять, но чистой (настолько, насколько она вообще может быть чистой рядом с комнатой по соседству, кишащей тараканами). В квартире не было ванной и душа, был туалет, в котором, как позже выяснилось, не функционирует сливной бачок (мы пользовались ведром), зато была горячая вода на кухне. Чтобы нормально помыться, мы устраивали специальные выезды к родственникам.

В комнате стояли холодильник и шкафчик, где мы хранили посуду и еду. Ели тоже в комнате, на тумбочке. Рамы были не пластиковые, а самые обычные, деревянные. Там стоял двойной пакет, и верхняя часть стекла отсутствовала. Поэтому между створками окон зимой хранили мясо, как в холодильнике. Это было даже удобно, потому что морозилка маленького «Саратова» не очень вместительна.

На общей кухне стояло три стола и одна плита. Я была в шоке, когда первый раз увидела кухонный стол, которой полагался нам с братом. Он был весь усыпан тараканами: часть из них была живыми, остальные сдохли.

Стиральной машины не было, я стирала в раковине на кухне, после чего сушила белье в комнате на натянутой веревке.

Пожив там какое-то время, я поняла, что никто из соседей не собирается мыть полы в общей части квартиры или как-то облагораживать жилплощадь. По мере возможности я старалась убираться на кухне, но это приносило мало пользы. К примеру, я помою плиту, но тут приходит соседка, варит кашу, которая у нее убегает, а мыть за собой ей недосуг. В итоге я одна начала отмывать и окна, и кухню. Мне было непонятно, как можно готовить, когда над плитой свисает огромная паутина! Тараканов, кстати, тоже мы с братом потравили.

Большая проблема была со стиркой. Стиральной машины не было, я стирала руками в раковине на кухне, после чего сушила белье в своей комнате на натянутой веревке или просто на батарее. Еще, конечно, можно было сушить на кухне, и я однажды даже попробовала, но после такой сушки все белье навечно провоняло сигаретным дымом. Все мои соседи курили на кухне, причем делали это много и постоянно, так что крупные вещи я предпочитала стирать у родителей, пока гостила у них в выходные раз или два в месяц.

Хозяйка квартиры, сдававшая комнаты, нередко появлялась в нетрезвом виде и требовала с жильцов оплату за несколько месяцев вперед, угрожая выселить, поэтому квартиранты у нее надолго не задерживались. В один из своих визитов наша рантье стала требовать денег с девушки-студентки, с которой мы сдружились. Денег этих у Алёны не было, так что ее выселили. Мы с братом позвали ее к себе, и в итоге год жили втроем в нашей маленькой комнатке. В то время у нас было очень мало денег, поэтому, когда нам удавалось где-то подзаработать, мы покупали себе что-нибудь вкусное и дружно съедали. В общем, одни проблемы и одни радости очень объединяли.

Поменять унитаз решили только после того, как умерла хозяйка квартиры, и семья наркомана заполучила ее комнату.

Другими нашими соседями была семья с пятилетним сыном. Мама у них работала продавцом, а отец был наркоманом. Ночью, если мне нужно было в туалет, я частенько натыкалась на него и видела, что он сидел на кухне под дозой. Шприцы он прятал, а жгут хранил в своем кухонном ящике. Периодически его жена закатывала скандалы, когда он продавал из дома мебель или детские игрушки.

Естественно, речь о каком-то совместном благоустройстве жилья не шла. За все четыре года ни разу не было случая, чтобы мы вместе собрали деньги на что-то. Один раз за все время жители все-таки решили поменять унитаз. Но это случилось только после того, как умерла хозяйка квартиры, и семья наркомана заполучила ее комнату. Они, видимо, планировали стать владельцами и всей оставшейся жилплощади, поэтому начали благоустройство, ощущая себя хозяевами.

После окончания университета я переехала в другую коммуналку. Она была очень благополучной по сравнению с первой. В этой квартире были чистая ванная и работающий туалет, но никогда не было горячей воды. Мое новое жилье находилось на окраине города и напоминало классическую советскую коммуналку. Когда-то там жили шесть семей. Говорят, раньше действовали правила совместной жизни: ванная по расписанию, график уборки и т.д. Но когда я туда переехала, ничего этого уже не было, но проблем не возникало: наши рабочие режимы не совпадали с соседями по коммуналке, поэтому все удачно расходились, не создавая очередей.

Однажды бабушка подмешала в детскую еду снотворного. Родители вызвали скорую и милицию и в итоге съехали, а она осталась.

В этой квартире жили постоянно работающий мужчина, молодая семья с грудным ребенком, очень ответственная бабушка и еще одна старушка, у которой с головой было все не совсем в порядке. Например, ей всегда хотелось спать, а маленький ребенок ей всегда мешал, плакал или громко кричал, и вот тогда она начала «чудить». Однажды она подмешала в детскую еду какого-то снотворного. Родители вызвали скорую и милицию, в итоге семья съехала, а бабуля осталась. На ответственной же бабушке держалась вся наша квартира. Она периодически мыла полы, вытирала пыль и вообще старалась поддерживать общую жилплощадь в порядке.

С соседями мы жили мирно, болтали по разными бытовым вопросам, но вместе праздники не справляли и не роднились. Ко мне приходили в гости мой брат, парень и ученик, которого я подтягивала по математике. Через некоторое время сумасшедшая бабушка решила, что я — девушка легкого поведения, но я не обращала на нее внимания, ведь моя вторая коммуналка была просто прекрасной по сравнению с первой. Иногда, вспоминая свой первый опыт, я думала: «Да я хорошо живу!»

Сейчас вместе с сестрой я живу в съемной квартире и ни за что на свете не хочу возвращаться в коммуналку. Мне кажется, это самый ужасный вариант для проживания, которой вообще только можно представить.

Андрей Романов, студент-магистрант, живет в коммунальной квартире 3 года

Не знаю точно, сколько квадратных метров в моей комнате: в ширину она 2,5 моих больших шага, в длину — 3,5. Несмотря на то, что она небольшая, в ней достаточно много мебели: две кровати (живу я здесь со своим одногруппником Максимом), стол, на котором стоят оба наших компьютера, шкаф и тумбочка под телевизор, хотя самого телевизора нет. Когда гости ко мне приходят в первый раз, от неожиданности начинают слишком сильно улыбаться и часто говорить, какое это милое место. Я им не верю. Хотя на самом деле здесь действительно очень уютно. Жить в коммуналке и экономить на этом меня абсолютно устраивает: выходит по 4000 с человека, плюс за свет отдельно, в среднем по 500 рублей.

Мы живем в старом доме. Если вы зайдете в наш подъезд, то попадете в большой коридор, в котором 4 крыла, и в каждом — по 4 комнаты. В нашем крыле в одной комнате живет кудрявый человек, в другой — Сергей (он не кудрявый, и это все, что я о нем знаю), а в третьей — семья из двух человек. Как вы понимаете, мы не то что бы очень хорошо общаемся, возможно, потому что соседи у нас довольно часто меняются. В общем, они хорошие, спокойные и говорят «Доброе утро», даже когда это какой-нибудь препоганый четверг.

Больше всего в нашей «квартире» мне нравится Игорь (так я называю наш кондиционер).

И никаких особых правил общего проживания у нас нет, как совсем нет очередей в туалет или душ. Я не знаю почему, но за 3 года мне приходилось кого-то ждать разве что пару раз. С уборкой общих территорий тоже проблем не возникает. В коридоре обычно убирается женщина, которая живёт с мужем. Мне всегда стыдно, что она делает это одна, но, если честно, я быстро забываю, что хотел предложить помочь. На её месте я бы злился, но она всегда очень приветлива и мила. А ещё у нас в коридоре живёт общий кот. Он пришёл недавно. С ним точно что-то произошло, потому что сначала он на всех шипел и выражал явную готовность укусить, но сейчас уже не так агрессивен и даже даёт поставить около себя еду.

Читайте также:  Сколько получает логопед дефектолог

Больше всего в нашей «квартире» мне нравится Игорь (так я называю наш кондиционер). Летом в маленькой комнате он мне нравится особенно. Единственное, что мне не нравится, так это болеть. Потому что если болею я, то болеет и Максим. И наоборот. Не заразиться в таких компактных условиях практически нельзя.

Так что коммунальная квартира – это чудесный вариант жилья, если ты, например, студент. Если нет, то картина уже не такая радужная, но все равно не самая печальная.

Беседовала Мария Соловьёва

На дворе 21 век! Век когда айфоны думают быстрее и лучше чиновников, когда в России тратятся миллиарды рублей на олимпиаду, тем самым пуская пыль в глаза западу! Но почему-то в 21 веке, коренным жителям России до сих пор приходится жить в коммунальных квартирах! Да, существуют программы по расселению коммуналок, но это настолько же реально, как и накопить на квартиру, т.е практически никогда твоя очередь не подойдет!

Контингент у закаленных собственников коммунальных квартир, как правило, не меняется с самого начала!
1. Старуха шапокляк, которая считает себя самой мудрой и имеющий право всем указывать на их недостатки, она всегда знает свои права, но склероз ее мучает, именно касаясь собственных обязанностей.
2. Одинокая разведёнка, как правило с ребенком, возможно еще и с мамой! Сейчас уже такое явление в коммуналках редко, так как, перспектива жить с дураком мужем на его жил.площади, гораздо краше, чем жить с мамой и ребенком в коммуналке!
3. Семейная пара, ну тут отдельная каста. Они считают, что у них полноценная семья и им надо-больше мест общего пользования, больше конфорок на кухне, больше времени на помыться и посидеть в туалете с газетой. Но как речь зайдет о ремонте тех самых мест общего пользования, скидываться они будут за одного человека, мотивируя это тем, что у них одна комната.
4. Пофигисты, к ним я бы отнесла 2 типа, студентов и старых одиноких алкашей. О это самый развесёлый контингент. Им плевать сколько пыли лежит в корридоре (я ее не трогаю-она меня не трогает), им плевать кто и сколько просидел в туалете, одни могут сходить в кафе или в универе, другие просто поставят себе ведро и хай воняет:) с такими особо не поконфликтуешь, такие живут на своей волне.

Конфликты:
Конечно, конфликты есть и будут у абсолютно разноплановых людей, которые волею судьбы загнаны в клетку под названием "коммуналка". Начиная от "кто покупает следующую лампочку, заканчивая кто насцал на мой стульчак"
И эти конфликты редко заканчиваются фразой "извините" или конструктивными аргументами, которые будут приняты оппонентом. Как правило, это дикий крик с элементами русского фольклора и русская "стенка на стенку", потому что, когда у двух соседей конфликт в нем участвует вся квартира! Там есть свои и чужие, при чём в каждом конфликте сторонники могут быть разными.
В коммуналке, невозможно договориться о ремонте мест общего пользования, хотя каждый будет ходить и возмущать в каком г. е они живут, но они и дальше будут так жить, потому что Иванов не хочет платить за двоих, Сидорова все итак устраивает, Петров предлагал полгода назад, его не послушали, а сейчас ему не надо из вредности, ну а Марь Иванна платить за всех не будет, потому что зарплата школьной учительницы не позволяет жить роскошно, а статус не противоречит жизни в г. е.
Как быть, когда одного из жильцов все конкретно задолбало, ипотеку не дают, а жить так дальше не выносимо? Жизнь одна и тратить ее на ссоры и склоки никому не хочется. Правильно, человек сдает свою собственную комнату и добавив денег снимает себе квартиру. А что остается жильцам коммуналки, устроить ликбез новичку и в случае непринятия им "законов коммуналки" использовать свой бесценно нажитый опыт в виде тихой или не очень тихой войны! Вот так время от времени люди сходят с ума, и в таких квартирах растут дети.

Что делать, если вам по наследству или вы смогли накопить только на комнату и стали "счастливым" собственником доли в коммунальной квартире?!
1. Закрыть свой рот! Да, к сожалению, это единственный способ начать хотя бы не конфликтовать с соседями! Не реагировать на их претензии своими аргументами и доводами, не посылать их на йух и тем более не доводить до рукоприкладства.
2. Изучить все жилищные программы из ныне существующих и попробовать встать на очередь и хотя бы мечтать о своем отдельном жилье.
3. Найти хорошего риэлтора, хороший это не тот, который знает процедуру расселения, а в первую очередь обладает знаниями в области психологии и сможет поговорив со всеми жильцами убедить их продать свои доли и получить отдельное жилье, чем жить в кромешном аду! Многие, кстати, живя в коммуналках не знают и не видят возможности получения отдельного жилья, хотя способов много!

Он не спит, он думает, как сделать, чтобы мы лучше жили!:)

А чиновникам я хочу передать большой привет и пожелать такой же веселой жизни, как у людей в подобных квартирах. Проблему коммуналок можно решить за несколько лет, а вы не можете ее решить за десятки лет. У нас граждане СНГ быстрее купят квартиры, чем собственные граждане, которые пашут на нашу страну, уедут в человеческие условия!
В первую очередь,я считаю, нужно запретить сдавать комнаты в коммунальных квартирах! Во-первых, станут меньше покупать комнаты на рынке, во-вторых, собственники перестанут пугать соседей, тем, что если они добровольно не согласятся на сдачу комнаты или расселение, то им заселят зека или компанию кавказцев.
Во-вторых, перестать давать комнаты детдомовцам, они заслужили отдельное жилье, а вы просто одно лето не отдохнете на сейшелах, а поедете в "наш Крым"
В-третьих, очень хочется верить, что расселение коммунальных квартир, когда-нибудь станет обязательной программой и чиновников начнут штрафовать, за то, что подобные концлагеря существуют на вверенной ему территории и тогда он сам пойдет разговаривать и умолять бабушек, которые не от маразма, а от жизни никому и ничему не верят и не просят у государства ничего, хотя большинство из них заслуживает спокойной старости в достойных условиях с собственным сартиром и кухней!
Накипело, извините!

По просьбе Arzamas Елизавета Сурганова нашла граждан США, Великобритании и Италии, которые в разное время жили в коммунальных квартирах, и расспросила их о впечатлениях

Наоми Маркус, США

1979 год

«Я приехала в Москву в 1979 году учить русский. Сама я жила в общежитии, но у меня было много друзей, которые жили в коммунальных квартирах, и я часто ходила к ним в гости, иногда оставалась ночевать. Главное, о чем меня всегда просили друзья, — не разговаривать с соседями. Мой акцент меня выдавал, а друзья очень не хотели, чтобы соседи знали, что я американка. Я навсегда запомнила фразу, которую мне сказал один из моих друзей: „Нас хорошо научили бояться“. Меня просили не говорить по-английски даже в такси, тогда еще боялись всего.

У меня черные волосы и смуглая кожа, поэтому друзья пытались выдавать меня за армянку или грузинку. Встречаясь с их соседями в коридоре, я старалась только вежливо кивать и улыбаться. И как можно быстрее возвращалась в комнату своих друзей: там я себя чувствовала в безопасности. Поход в туалет был целым приключением. Мне все эти предосторожности казались лишними, но я не хотела, чтобы у моих друзей были проблемы, это ведь я могла в любой момент уехать.

Соседи, конечно, что-то подозревали — из-за моей внешности (все-таки я выглядела не очень по-армянски, скорее по-итальянски) и из-за моего поведения. Например, сначала я по американской привычке не снимала обувь у порога. Пару раз я брала чужой чайник или забывала свое мыло в ванной. А ведь на нем была надпись на английском! Я просто не привыкла к такому уровню секретности.

«Пару раз я брала чужой чайник или забывала свое мыло в ванной. А ведь на нем была надпись на английском!»

Впрочем, никаких проблем у моих друзей так и не возникло: я постоянно ходила в две-три квартиры, была дружелюбной и старалась как можно меньше попадаться кому-либо на глаза. И кажется, меня скоро стали воспринимать как дальнего родственника, просто немного странного. Конечно, там были люди, которые любили совать нос в чужие дела, но меня всегда предупреждали, с кем надо быть настороже.

Мне казалось ужасным, что взрослые люди живут со своими родителями в одной комнате, там же рожают и растят детей. В Америке все привыкли к тому, что частная жизнь — их личное пространство и его много. Здесь же никакого личного пространства не было. Я не могла поверить, что люди с этим смиряются.

Читайте также:  Как посчитать коммунальные услуги калькулятор

В основном я бывала в квартирах, где жила интеллигенция, поэтому все друг с другом разговаривали уважительно. Но чувствовалось, что между людьми нет настоящей симпатии, это такая постоянная холодная война. Эта жизнь немного напоминала американские студенческие квартиры: нельзя трогать чужие сковородки, всегда надо сразу мыть за собой посуду, но все-таки это было другое, потому что студенты в Америке сами выбрали такую жизнь, а здесь у людей просто не было другого выбора.

«Бросалось в глаза, как люди старались преобразить в этих условиях свое, пусть даже маленькое, пространство. Комнаты выглядели как маленькие дворцы»

Бросалось в глаза, как люди старались преобразить в этих условиях свое, пусть даже маленькое, пространство. Комнаты выглядели как маленькие дворцы. Стены были увешаны красивыми расписными тарелками и восточными коврами. Ковры еще и помогали в звукоизоляции: в тех квартирах было же все слышно. Вдоль стен стояли шкафы с книгами, обязательно был проигрыватель с пластинками, свежие цветы с рынка. Как правило, из-за такого обилия вещей в этих комнатах было очень тесно, но зато уютно. Снаружи жил страх, ни с кем нельзя было говорить, зато в теплой и уютной комнате с чаем и музыкой можно было расслабиться. Такая маленькая крепость посреди коммунальной квартиры.

С коммуналкой связаны и особые романтические воспоминания. У меня в Москве был молодой человек. Но я-то жила в общежитии. Иногда мои друзья днем уходили и разрешали нам воспользоваться их комнатой. Они ставили цветы, оставляли шампанское. Делали нам такой подарок. Это было так странно — романтическое свидание в маленькой комнате посреди коммуналки. Но я чувствовала себя в полной безопасности.

Когда я приезжала уже по работе в СССР в конце 1980-х, чувствовалось, что отношения в коммунальных квартирах изменились. В конце 1970-х было ощущение, что ты застрял в этой коммунальной квартире навсегда, а это почти клаустрофобическое чувство. Например, обменять комнату в коммуналке в центре на две другие, но подальше было очень сложно. И эта практика обмена меня поразила. В конце 1980-х у людей начал появляться выбор, поэтому все стали чувствовать себя гораздо более спокойно».

Коммунальная квартира в Москве. Фотография Владимира Лагранжа. 1992 год © Владимир Лагранж

Стивен Харрис, США

1995 год

«В 1995 году я приехал в Санкт-Петербург преподавать английский. Мне был 21 год. Сначала я жил на окраине города в обычной квартире, но мне хотелось быть поближе к центру — и очень хотелось пожить настоящей русской жизнью, все время говорить по-русски. Поэтому через полгода я перебрался в коммунальную квартиру на Васильевском острове, комнату в которой для меня нашел коллега. Квартира была небольшая — помимо меня, там жила женщина по имени Ирина с дочерью моего возраста, Настей, и дворник Борис.

Ирина и Настя были из интеллигентной семьи, которая до революции владела всеми квартирами на их этаже в этом доме. Хотя сама Ирина родилась после войны и уже не помнила этого, она вела себя так, как будто это до сих пор была ее собственная квартира. Например, могла зайти в мою комнату в любой момент. Она, видимо, из тех же соображений сама убиралась на кухне и в ванной, не требовала этого от других жильцов. Я должен был только оставлять все в том виде, в каком я это застал.

«Один раз у нас погас свет, и, пока мы пытались понять, погас ли он во всем доме, Ирина надела резиновые перчатки, взяла отвертку и засунула ее в розетку»

Еще Ирина была мастер на все руки: например, чинила проводку, заменяя какие-то элементы фольгой из-под шоколада. Один раз у нас погас свет, и, пока мы пытались понять, погас ли он во всем доме, Ирина надела резиновые перчатки, взяла отвертку и засунула ее в розетку — в ответ посыпались искры. Невероятная женщина.

У всех моих знакомых американцев была в России одна и та же проблема: в квартирах, где мы жили, было очень много предметов, которые могли вот‑вот сломаться. С ними нужно было обращаться очень осторожно: например, кран нужно было поворачивать слегка, а мы его поворачивали с силой — и немедленно ломали. Я так сломал много вещей. Я просто не знал, как с чем обращаться. Ну, мне говорили, что я дурак, и всё.

На дворника Бориса Ирина смотрела свысока, а со мной была очень мила и много общалась. Она рассказывала мне, что в советское время, несмотря на всеобщий страх, всегда искала иностранцев и старалась с ними познакомиться. В ее комнате был телевизор, и она часто приглашала меня его смотреть. Бориса никогда.

Борис относился ко мне, как мне кажется, с некоторым подозрением, но все равно был очень мил. Он много пил и редко выходил из комнаты, вел себя очень тихо. И у меня, и у Ирины с Настей часто бывали гости, и иногда Борис был этим недоволен. В основном мы сидели с гостями на кухне, потому что там можно было курить, а ближе всего к кухне была именно комната Бориса. На кухне стоял большой разборный круглый стол, вокруг него было очень удобно сидеть, и однажды, когда Борису надоело возмущаться, он просто забрал к себе в комнату половину этого стола. И хотя мы были на него очень злы, мы ничего не могли с этим поделать. Но вообще конфликтов у нас было мало.

«Один раз, помню, кто-то съел мою сметану. Я как раз сварил себе пельмени и был очень зол, что у меня нет сметаны»

Иногда были проблемы из-за холодильника. Он был один, у каждого своя полка, и, если ты оставлял еду на чужой полке, кто-нибудь обязательно начинал возмущаться. А один раз, помню, кто-то съел мою сметану. Я как раз сварил себе пельмени и был очень зол, что у меня нет сметаны. Хотя сейчас мне неловко это вспоминать.

При этом мы часто угощали друг друга. У меня было больше денег, чем у моих соседей: во-первых, я давал частные уроки, а во-вторых, у меня была кредитка, которую они никогда не видели. Поэтому я мог позволить себе что-то, чего они позволить не могли. У меня всегда была лучше еда, дороже алкоголь, и я старался делиться.

Конечно, мое положение было особенным. Я оказался в этой коммунальной квартире по своему желанию, не от отсутствия выбора, и я мог уехать в любой момент обратно в США. У Насти, моей ровесницы, как и у многих моих русских друзей, тогда не было возможности найти хоть какое-то подобие собственного жилья. Поэтому все мои русские друзья больше всего любили проводить время у меня.

Мне очень хотелось жить настолько русской жизнью, насколько возможно. Но бывали моменты, когда я понимал, что я все равно чужой. С Ириной и Настей у меня были очень хорошие отношения, я учил их английскому, но они все равно всегда относились ко мне как к заезжему туристу, проявившему антропологический интерес к их дому. Конечно, коммунальные квартиры были мне интересны во многом потому, что представляли советскую эпоху, от которой я в 1995 году застал только осколки. А поскольку я очень интересовался советской историей, для меня это было идеальное место. Настоящая экзотика.

«Вместе со мной жил подозрительный дедушка, который сначала игнорировал меня, а через два‑три дня зашел в мою комнату, не говоря ни слова, поставил на стол тарелку с печеньем и ушел»

Потом я жил еще в нескольких коммунальных квартирах. В одной вместе со мной жил подозрительный дедушка, который сначала игнорировал меня, а через два-три дня после моего приезда просто зашел в мою комнату, не говоря ни слова, поставил на стол тарелку с печеньем и ушел. Потом я как‑то попытался с ним заговорить, но он дал понять, что не хочет. Я так и не понял, связано ли это было с тем, что я иностранец.

Конечно, квартира Ирины, Насти и Бориса была для меня особенной: я воспринимал ее как дом, потому что там всегда были люди, всегда было общение. И я очень скучал по этому, когда вернулся в США. Мне казалось, что пусть и вынужденно, но связи между людьми в коммунальных квартирах были прочнее, они больше общались друг с другом, чем в Америке, где каждый все же сам по себе. Поэтому каждый раз, когда я приезжал потом, я старался снова поселиться в коммунальной квартире. Хотя, наверное, я сильно романтизировал этот образ жизни».

Коммунальная квартира. Фотография Владимира Лагранжа. 1992 год © Владимир Лагранж

Анна Бланди, Великобритания

1990 год

«Я приехала в Россию, когда мне было девятнадцать. Это был 1990 год, я учила русский в Оксфорде и приехала в Москву на практику.

У меня был русский молодой человек, Сергей, и в какой-то момент он нашел нам комнату в коммунальной квартире, в старом доме в Колокольниковом переулке. Мы долго искали, где жить, и это был самый доступный вариант.

Это была большая трехкомнатная квартира: в одной жили мы, в другой — одна старушка, а третья была закрыта на ключ. Старушка была очень больна и всегда ходила по квартире в каком-то подобии ночнушки. Из квартиры она, кажется, никуда не выходила. От нее исходил очень тяжелый запах — мне кажется, она была уже не в состоянии сама мыться.

Читайте также:  Права совета трудового коллектива

Раз в неделю к ней приходил мальчик из какой-то соцподдержки и приносил продукты, но тогда в магазинах были проблемы с едой, и часто он приходил ни с чем, просто сказать, что еды нет. Поэтому периодически мы кормили ее сами, отдавали ей какие-то импортные продукты из гуманитарной помощи. Конечно, она не знала, что делать с половиной из них. Один раз я зашла на кухню и застала ее варящей в кастрюле кукурузные хлопья. Видимо, она решила, что это что-то вроде каши.

«Периодически мы ей отдавали какие-то импортные продукты из гуманитарной помощи. Один раз я зашла на кухню и застала ее варящей в кастрюле кукурузные хлопья»

По сравнению с ней мы были очень богаты, могли себе позволить импортные продукты в западных магазинах, только-только тогда появлявшихся. Помимо учебы, я работала тогда переводчиком в журнале «Новое время», и мне платили рублями и едой. И эта разница в уровне жизни людей, живущих в одних и тех же бытовых условиях, была, конечно, для меня удивительна. Но для коммунальных квартир, как я понимаю, довольно типична.

Старушка была очень тихая, жила сама по себе, и мы ее почти не замечали. Мне кажется, она так и не поняла, что я иностранка. Зато прямо над нами жила наша хозяйка, и она всячески вмешивалась в нашу жизнь. Она все время за мной пристально следила — уверена, что она прослушивала мои телефонные разговоры с США, хотя в них ничего особенного не было.

Телефон в коммунальной квартире. Фотография Владимира Лагранжа. 1989 год © Владимир Лагранж

Кроме того, каждый месяц она порывалась поднять ренту. Когда мы отказывались платить, она начинала угрожать, что донесет на меня: я ведь жила в этой квартире нелегально, я должна была жить в общежитии. Для меня повышение платы не было таким критичным, тем более, что я в крайнем случае могла получать фунты из Лондона, но вот Сергею, не имевшему такой поддержки, было все тяжелее платить свою часть ренты. Поэтому я ругалась с нашей хозяйкой из принципа.

«Хозяйка все время за мной пристально следила — уверена, что она прослушивала мои телефонные разговоры с США»

Не могу сказать, что наша квартира была ужасна. В любом случае лучше, чем комнаты в общежитии. Единственной проблемой там были крысы — мы все время слышали, как они бегают внутри стен. В углах комнат на полу были небольшие металлические решетки — наверное, для мытья пола, и зимой крысы собирались у этих решеток и пытались пробраться в комнату.

Соседняя квартира тоже была коммунальная, но там в отличие от нашей много пили и ругались. Однажды в ходе какой-то алкогольной ссоры там даже кого‑то убили, приехала полиция, было очень не по себе. Я рассказала об этом своему русскому другу, и единственное, чему он удивился, что приехала полиция. Тогда толком не работали никакие службы.

Я много бывала и в других коммунальных квартирах. Если по городу тогда местами было страшно гулять, то в коммуналках как раз было очень спокойно из-за того, что там всегда были люди.

Один из моих друзей, Андрюша, жил в большой коммунальной квартире рядом с Пречистенкой, и у него постоянно бывали гости. Мне кажется, все иностранцы, которые жили в то время в Москве, так или иначе там пересекались. Андрюша много дружил с музыкантами, в частности с Борисом Гребенщиковым, и в его квартире всегда было шумно, звучала музыка.

«В той же квартире жила семья — тихие советские рабочие, которые в разгар нашего веселья приходили на кухню и пытались приготовить себе ужин»

Несмотря на то что кухня в той квартире была очень маленькая, все гости постоянно толпились и выпивали там. В той же квартире жила семья — тихие советские рабочие, которые в разгар нашего веселья приходили на кухню и пытались приготовить себе ужин. Для них это, наверное, был ад. Но мы были молоды и мало тогда об этом беспокоились. Потом, когда Андрюша разбогател, он выкупил всю квартиру, этой семье купил отдельную квартиру где-то на окраине в обмен на их комнату.

Для меня коммунальные квартиры не были шоком, я в принципе понимала, куда еду, и не ожидала очень комфортных условий. Тогда даже в собственных квартирах люди в России жили в условиях куда хуже, чем на Западе. Мне наша квартира казалась даже очаровательной — эти старые паркетные полы, металлические решетки, старая ванная и туалет, большая раковина на кухне. Для западного человека в этом был свой шарм. И потом, купив дом в Италии, я попыталась обставить его в похожем стиле».

Наш двор. Фотография Владимира Лагранжа. 1987 год © Владимир Лагранж

Джузеппина Ларокка, Италия

2009–2012 годы

«Когда я училась в аспирантуре, я несколько раз приезжала в Санкт-Петербург работать в архивах и все эти разы останавливалась в одной коммунальной квартире. Это было в 2009–2012 годах. Иногда я жила там пару недель, иногда несколько месяцев. Я оказалась в этой квартире случайно: мне посоветовала ее знакомая. Она находилась очень близко к Пушкинскому Дому, в который я ходила заниматься, мне это было очень удобно.

Строго говоря, это нельзя было назвать настоящей коммунальной квартирой: в советское время там действительно была коммуналка, но, когда там оказалась я, всю квартиру уже снимала одна семья. Но для меня это был первый опыт жизни с соседями в России. Мне они сдавали одну из комнат, и, кроме меня и них, там никого не было. Только однажды они сдали еще одну комнату какому-то человеку с Сахалина. Имени его никто не знал, все его так и звали — Сахалин.

«Однажды они сдали еще одну комнату какому-то человеку с Сахалина. Имени его никто не знал, все его так и звали — Сахалин»

Семья состояла из матери и троих детей — двух сыновей и младшей дочери. Наша жизнь была мало похожа на мое представление о жизни в коммунальной квартире. У нас не было никаких конфликтов, не было ощущения, что ты кому‑то постоянно мешаешь. У нас были очень хорошие отношения: мы много общались, вместе ходили на концерты, гуляли. Они бывали в Италии, и мы много о ней говорили, они показывали мне фотографии. Еще я часто готовила пиццу, один раз приготовила ее на день рождения хозяйки, и она даже записала весь процесс на видео, чтобы не забыть рецепт.

Самым непривычным для меня было то, что у них не было никаких правил и никакого расписания. В Италии обедают и ужинают в определенное время, они же садились за стол, когда хотели есть. Если они хотели устроить вечеринку, они ее устраивали, не спрашивая меня. Первые дни мне было тяжело, потому что я не понимала, как, собственно, устроена наша жизнь. Но потом привыкла.

Да, в смысле условий там было не очень комфортно. Я ничего не обязана была делать по дому, но я все равно старалась убирать за собой и мыть посуду. Иногда я мыла посуду и за ними: они часто оставляли грязные тарелки, особенно после своих многочисленных гостей. Они в целом редко мыли общее пространство, в туалете и в ванной было довольно грязно.

«Ключей от моей комнаты у меня не было — дочка и мать могли зайти в мою комнату не постучавшись»

Мы жили очень открыто и свободно. Может быть, слишком открыто — например, главную дверь они запирали только на ночь. Да, я могла делать, что хотела, звать в гости кого угодно. Но при этом у меня было мало личного пространства. Ключей от моей комнаты у меня не было — дочка и мать могли зайти в мою комнату не постучавшись. Сыновья, правда, всегда стучали. Иногда дети брали без спроса мои вещи или еду, которую я покупала. Просто говорили потом: „Ой, кстати, мы взяли твой сыр“. Но их мать так никогда не делала и в таких случаях строго отчитывала детей. Понятно, что они это делали не нарочно, для них это было просто естественно.

Наверное, это можно объяснить тем, что у них была большая семья и меня воспринимали как ее часть. Как-то раз я осталась ночевать у подруги и не предупредила их об этом. Они сами позвонили мне, обеспокоенные моим отсутствием. И просили в следующий раз обязательно их предупреждать. Такая семейная атмосфера была для меня очень комфортной, несмотря на все мелкие недостатки. Поэтому я была рада каждый раз туда приезжать.

В семье у них, правда, были необычные отношения, может быть, слишком для меня либеральные. Сыновья вообще относились к матери как к своей подруге, редко ее слушали. Как-то раз они отмечали Пасху, и мы заговорили о вере. Мать была очень верующая, а сыновья нет, и меня удивило, что они говорили с ней резко, без всякого уважения к ее убеждениям: Бога нет — и всё, а Пасха не имеет никакого смысла. Да, я тоже неверующая, но мне такое отношение показалось странным».

Понравилась статья? Поделиться с друзьями:
Добавить комментарий

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!:

Adblock
detector